Сложное и противоречивое в оценках старообрядческое движение XVII века, а также крестьянская война под предводительством С. Разина, охватившая в 1670 году весь обширный регион волжского Понизовья от Астрахани до Нижнего Новгорода, неожиданно отразились в истории церкви Иоанна Предтечи на торгу Нижнего Новгорода, возведенной коштом невольного участника этих событий Гаврилы Степанова сына Дранишникова.
Но внутренняя и внешняя политика сначала правительства Софьи Алексеевны, а затем и молодого Петра I привели не только к перенапряжению экономики страны, но и к массовому разорению в конце XVII столетия купцов и промышленников России — основных «накопителей» государственной казны. Дополнительные тяготы, которые легли на плечи каждого россиянина, неизменно приводили к всеобщему недовольству и нарастающему ропоту трудового люда.
Церковь Иоанна Предтечи на торгу
Церковь Иоанна Предтечи на Нижепосадском торгу — одна из древнейших в Нижнем Новгороде. Именем ее престола по обычаю стародавних времен еще в начале XVI столетия была названа рядом стоящая башня каменного кремля — Ивановская.
Сначала церковь была деревянной. В 1621 году сообщалось, что церковь «древяна, клетцки с трапезою и с папертьми», то есть представляла собой наиболее распространенный тогда простейший тип рубленого храма с двускатной кровлей и просторной трапезной, окруженной открытой в стороны папертью, на которую вел всход.
Строительство каменной Иоанно-Предтечинской церкви связано с личностью нижегородца-промышленника Г. С. Дранишникова, а также с крупными событиями, происходившими в XVII веке в стране: с крестьянской войной под предводительством С. Разина и старообрядческим движением. Поэтому рассказ мы начнем с воссоздания основных вех жизни ктитора-строителя храма, яркого представителя эпохи «первоначального накопления» в истории России, хотя он до конца своих дней звался просто посадским тяглецом.
Гаврила Степанов сын Дранишников родился в 1630-х годах. Сначала он помогал отцу в мелочной торговле, а в 1663 году принялся за собственное дело — вместе с богатым нижегородцем Иваном Павловым взял на откуп нижегородский кабак. Это было прибыльное, но весьма рискованное предприятие, так как откупщики обязывались внести в казну за год службы наибольшую, собираемую в Нижнем Новгороде при особо благоприятных условиях жизни Поволжья сумму — 9003 руб. Если же этих денег в кабацкой казне по истечении года не набиралось, то недостающее откупщики вынуждены были доплачивать из собственных сбережений. По этой причине к государственным службам привлекались в городах лишь «лутчие» люди, которые, как требовалось тогда, «душею были бы прямы и животом (состоянием — Н.Ф.) пожиточны, чтоб не воры и не бражники, и в государеве казне кому б мочно было верить».
Роль городского самоуправления при этом становилась определяющей, ибо старостат либо утверждал кандидатуру откупщика и тем самым брал на себя часть ответственности, либо отклонял ее и тогда должен был искать нового, более достойного и способного к предпринимательству человека.
Свои обязательства откупщики перед казной выполнили. Г. С. Дранишников зарекомендовал себя человеком деятельным и рачительным, поэтому спустя несколько лет, в 1667 году, был назначен русским правительством нижегородским таможенным головой, хотя обычно эта должность доверялась лишь торговым людям высших российских привилегированных корпораций — гостям и гостиной сотне.
На сей раз Дранишников оказался в делах несостоятельным. По истечении года в Москву сообщалось, что вместо полученных в предшествующем году в Нижнем Новгороде 21 968 руб., «недобрали таможенный голова Гаврило Дранишников с товарищи во 176-м году против збору 175-го году таможенных пошлин 1789 рублев 10 алтын с полуденьгою». Г. С. Дранишников объяснил убытки тем, что отряд С. Разина при выходе в Каспий разорил яицкие рыбные промыслы, и с Понизовья пришло в Нижний Новгород меньшее число судовых караванов. Тем не менее он оказался должником казны и был готов к выполнению любых государственных работ, лишь бы с него не взыскивалась недостача. По этой причине с весны 1670 года его послали в Астрахань в качестве целовальника рыбных и соляных государственных промыслов, которые требовалось восстанавливать после разорения казаками: «для покупки и подрядов всяких насадных (корабельных — Н.Ф.) припасов и для найма насадных работных людей».
К началу 1670 года Гаврила Дранишников был уже в Астрахани. Но здесь ему было суждено попасть в еще более сложную ситуацию: город захватили разинцы. Тайно укрываясь у знакомых, нижегородец пережил немало тревожных месяцев, стал свидетелем расправы астраханской бедноты над царскими приказными и духовенством. Думается, именно в это время зародилась в нем мысль возвести своим коштом в родном городе храм, если только все обойдется для него благополучно.
Астрахань оставалась в руках повстанцев до исхода 1671 года. Следующей весной в качестве управляющего государственными яицко-астраханскими рыбными и соляными промыслами туда прибыл нижегородец Афонасий Фирсович Олисов, который высоко оценил деловые качества земляка и потому держал его в Астрахани на службе еще два промысловых сезона.
Лишь на исходе 1674 года на слезное челобитие Дранишникова непосредственно в Москву чтоб «великий государь пожаловал бы его, Ганку, от того Астраханского насадного промыслу велел переменить, чтоб ему, служа без перемены, впредь великого государя служек и податей не отбыть», ему разрешили вернуться в родной город.
Дмитриев М.П. Вид на Нижний Базар 1890-е
За три года службы на весьма доходной должности Г. С. Дранишников заметно обогатился: регулярно отправлял с приказчиками на собственных судах в Нижний Новгород крупные партии соли и рыбы, купил для домашнего обихода крепостных людей. Он мог бы считать себя достигшим всего, о чем только можно мечтать, если бы не перемены, которые произошли в доме за годы его отсутствия…
Напрямую они были связаны с крестьянской войной и волной жесточайших репрессий, которые прокатились по Нижегородскому краю, в том числе по Заволжью против приверженцев «старой веры», почитавших С. Разина чуть ли не святым и даже записавших его имя для поминовения в служебные книги. Разуверившись в самой возможности счастливой жизни на земле, старообрядцы, как отмечал в 1672 году нижегородский летописец, в «Закудемском стану во многих селех и деревнях к Церкви Божией не приходили и пения церковнаго и таинств не принимали, и во всем от раскольников развратилися, и многия по прелести их с женами и с детми на овинах пожигалися». Сторонников «старой веры» было немало и в самом Нижнем Новгороде. Под кремлем в Зачатьевском монастыре с 1655 года содержалась «под строгим началом» княгиня Мария Борятинская, сосланная сюда из Москвы за приверженность к старообрядчеству. Ее постоянной собеседницей и стала жившая рядом под кремлевским холмом в приходе церкви Параскевы-Пятницы жена Гаврилы Дранишникова Анна. В условиях репрессий против ее духовных учителей она бежала вместе с сыном Ерофеем в тайные скиты Заволжья. Так что нашел свой дом возвратившийся Гаврила Дранишников пустым. Все, ради чего он копил и наживал богатства, потеряло смысл. К тому же на жившего годы в «бунташном» Понизовье Гаврилу, у которого и жена, и сын стали старообрядцами, косо поглядывали местные купцы-промышленники и митрополит Филарет, завистливо гадавшие, не воровством ли разбогател целовальник? Не стал ли он приверженцем старой веры?
В этих условиях и испрашивает Г. С. Дранишников в 1676 году благословение митрополита своей казной возвести каменную Иоанно-Предтечинскую церковь на Нижнепосадском торгу, вложить накопленные капиталы в богоугодное дело и тем самым доказать свою «истую» приверженность православию.
Разрешение было дано, и ктитор лично стал закупать всевозможные строительные материалы: кирпич, известь, железо и черепицу, заключал подрядные договоры с каменщиками, плотниками-подвязчиками, кузнецами, резчиками по дереву, иконописцами и золотильщиками. Так что вклад Г. С. Дранишникова в разработку художественного образа здания можно считать определяющим.
Но до конца строительство храма довести ему не удалось. 24 августа 1679 года Гаврила Дранишников скоропостижно скончался, успев всего за два дня до смерти составить завещание, по которому отпускал на волю всех своих крепостных, а наличное имущество: четыре жилых двора, амбары с солью, волжские лодьи и иной «всякой завод» — передавал родному брату Лаврентию при непременном условии, что тот достроит каменный нижнепосадский храм.
Карелин А.О., Шишкин И.И
На наследство богатого нижегородца тотчас нашлось немало претендентов, в том числе и митрополит Филарет. Затяжная борьба за права на имущество Г. С. Дранишникова более похожа на детектив. Тем не менее Лаврентий довел до конца начатое братом дело. В 1683 году нижегородский летописец запишет, что на Нижнем посаде «близ торгу освящена церковь каменная Иоанна Предтечи, а строил тое церковь нижегородец, посадцкой человек Гаврило Дранишников своею казною». Сведения летописца следует дополнить, ибо с южной стороны к храму был пристроен придел в честь великомученицы Анны, освященный по духовному наказу ктитора в память «ушедшей в раскол» жены.
Так в Нижнем Новгороде под кремлевским холмом появилась каменная церковь, которую следует оценивать как памятник посадской культуры второй половины XVII века — времени бурного, малоизученного социально-экономического расцвета города и связанных с крестьянской войной С. Разина и старообрядческим движением событий.
Церковь сохранилась. Но современный ее вид не соответствует изначальному. Она строилась по проекту распространенного тогда архитектурного храмового типа под названием «корабль», но так как здание возводилось на склоне горы, под него был подведен кирпичный «подиум», внутри которого размещались лавки, сдаваемые причтом в наем купечеству.
Главный объем храма имел позакомарное покрытие, над которым возвышалось мощное пятиглавие, крытое зеленой поливной черепицей и увенчанное железными просеченными золочеными крестами. Колокольня поднималась ввысь четвериком от основания и лишь в ярусе звона переходила в восьмерик с шатром, главка которого была также покрыта муравленой черепицей. Здание возводилось добротно, на века, несмотря на частые пожары, служило украшением Нижнего посада вплоть до начала XIX столетия. Но в ходе градостроительных преобразований 1834-1839 годов, когда было указано очистить прилегающие к кремлю земли от всевозможных строений, «а теплой придел Предтечинской на Нижнем базаре церкви и все имеющиеся под оной лавки сломать», в конструкциях здания начались тревожные процессы. Если ранее давление горы на храм гасили мощные стены придела, то после его разбора и нарушения здесь древней дренажной системы, подземные родники стали постепенно размывать фундаменты трапезной палаты и заливать сводчатые подвалы водой.
Ремонтные работы в храме в 1830-1840-х годах попеременно выполнялись А. Л. Леером, И. Е. Ефимовым, Г. И. Кизеветтером. Тем не менее, в 1881-1885 годах пришлось вновь проводить крупные восстановительные работы, а колокольню вообще переложить заново, что существенно исказило облик древнего храма.
Еще большие потери здание понесло в советское время. Но прекрасному памятнику следует все-таки вернуть изначальный вид и восстановить потерянные им элементы убранства. Древний храм с рядом стоящим седым каменным кремлем воссоздает еще одну историческую зону в нашем городе, вместе с церквями Ильинской горы вернет неповторимость облика этой части Нижнего Новгорода.
Спасская часовня у Ивановских кремлевских ворот
Часовня на спуске из кремля к Нижнепосадскому торгу, близ алтаря Иоанна-Предтечинской церкви имеет давнюю и весьма примечательную историю, отражающую времена сложно складывавшихся отношений старообрядческой и официальной православной церквей. Ее строительство летом 1765 года начал нижегородский посадский Степан Алексеев сын Кондаков, по прозвищу Щукин (позже прозвище станет официальной фамилией этого древнего рода нижегородцев, известных в XIX столетии купцов-промышленников).
П.П. Верещагин. Торговая площадь у Ивановской башни кремля (1867 г.)
Еще в 1707 году Петр I, чтобы исключить все попытки возведения старообрядческих храмовых зданий, дважды издавал именные указы о полном запрете где-либо и под каким-либо предлогом их строительства и даже возобновления старых часовен после пожаров или иных стихийных бедствий. 20 июня 1734 года Синод подтвердил этот указ, строжайше предписав «в Москве и Санкт-Петербурге и прочих городех, так в селех и деревнях и других местех, нигде никому ни новых и ни в старых местех вместо старых вновь часовен… отнюдь не строить. А ежели кто, какого бы он чина и достоинства ни был, дерзностию своею в противность вышеобъявленных указов где каковую ни есть часовню начнет строить и построит, и кто того до онаго строения допустит, и с таковыми людьми поступлено будет, как с преступниками».
Таким образом, ответственность епархиального начальства на местах за нарушение императорского указа становилась, можно сказать, «персональной», и, чтобы не оказаться неожиданно репрессированным, каждый чин консистории и приходской священник должны были следить за возведением в городах и в сельских местностях любых похожих на часовни строений и тотчас доносить о случаях их появлений по инстанциям.
17 июня того же 1765 года, возвращаясь в свою кремлевскую резиденцию с Нижнего посада, епископ Феофан «увидел близ Ивановских ворот какое-то вновь построенное здание, видом своим похожее на часовню» и тотчас начал следствие. Прежде всего были допрошены священнослужители рядом стоящей Иоанно-Предтечинской церкви, но они сказались «незнающими», а в качестве доказательства заявили, что над строением нет креста обязательной принадлежности часовен, и потому они-де на строительство не обращали внимания.
Лишь священник Михаил Кирилов прояснил, что, по слухам, посадский Степан Кондаков наказал иконописцу Благовещенского монастыря Ивану Тихонову написать образ Благовещения пресвятой Богородицы более двух метров высоты, а для постановки ее на Нижнем посаде стал рубить строение, в котором собирался торговать овощами.
Узнав об иконе, епископ предписал незамедлительно представить ее в консисторию, а городовым «иконописным смотрителям» — тщательно исследовать, «исправно ли она написана». Оказалось, что «писан тот образ весьма неисправно и не порциально и вверху у Господа Саваофа благословенная рука неисправна» (благословлял двух-перстным старообрядческим знамением). Икону тотчас отправили в кладовую палату Спасо-Преображенского кафедрального собора под замок, к месту же строительства Степаном Кондаковым часовни направили целую депутацию, но… там не оказалось даже ее следов.
Понимая, что дело приобрело излишне серьезный оборот и дошло до самого высокого уровня (сообщение об этом было уже отправлено в Синод), С. Кондаков решил проблему кардинально — полностью уничтожил следы строительства, ликвидировав тем самым и предмет конфликта.
Но прецедент состоялся. Власти местного Оранского монастыря на месте предполагаемой часовни поставили голубец с иконой и кружкой для сбора пожертвований на содержание обители, а вскоре заменили его на небольшую рубленую часовенку. На этот раз духовная консистория криминала в этом не увидела.
В 1808 году епископ Вениамин отписал часовню в ведение Спасо-Преображенского кафедрального собора и указал поместить в ней копию иконы Спаса Нерукотворного, принесенной в Нижний Новгород в 1352 году из Суздаля и давно почитавшейся нижегородцами чудотворной.
С тех пор часовня стала именоваться Спасской, обветшавшие рубленые стены ее со временем разобрали и в 1809 году возвели кирпичные, завершенные одной большой луковичной главой над четырехскатной кровлей.
В 1849 году нижегородский купец И. Веренинов предложил епархиальным властям на свои средства переделать часовню: не только сделать ее более стройной (возвести на подиуме), но и установить в ней белокаменный бассейн, вода в который поступала бы по трубам из кремлевского родника.
С этого времени часовня стала особо почитаться нижегородцами и гостями города. Каждый год образ Спаса Нерукотворного из нее крестным ходом выносили на ярмарку и там устанавливали в Спасском соборе.
В 1877 году городовой архитектор И. К. Кострюков пристроил к часовне парадный всход с железным фигурным зонтом кровли. В таком виде часовня дожила до XX столетия и сохраняется сегодня, но с приспособленными под учреждение помещениями.
